Оцелот выходит на охоту - Лариса Логинова

Но я это сделал. Для того чтобы бросить на столик смятую купюру, стиснуть руку Дана и потащить его в сторону служебных помещений. В какую-то кладовку мы почти ввалились, на ходу расстёгивая такие тесные сейчас джинсы и жадно целуясь, словно год целибат блюли.

Грохнулась на пол какая-то швабра, Дан задел ногой ведро, но всё это не имело значения. Хочу. Беру. Наши не стоны даже – вскрики и возбуждённое порыкивание сливаются, заводя ещё больше. И я, улетая от этого дикого кайфа, вскоре кончаю, зажав Дану рот ладонью и вцепившись зубами в шею, чтоб не заорать самому. Блядь, как же здорово!.. И никаких тебе царапин на плечах и пиздежа, неуместного, когда и дышать-то сложно.

Поговорили мы потом, когда вернулись за столик с довольными рожами и осоловевшими взглядами. Я узнал, что Дан совсем недавно расстался с тем парнем, Питером. И сегодня ему так же хотелось трахаться, как и мне, просто чтобы почувствовать себя не одиноким хотя бы ненадолго.

Потом мы с Даном встречались несколько раз у него на квартире, занимались сексом и почти не разговаривали. Я видел, что он до сих пор переживает разрыв с бывшим и пытается мной заткнуть образовавшуюся в душе пустоту. Чувствовать себя тампаксом было неприятно, но и послать Дана я не мог. По нескольким причинам. С ним было очень хорошо в постели, а ещё… В нашу вторую встречу я заметил несколько длинных уродливых шрамов на обеих руках Дана.

– Это давно, – нехотя пояснил он, проследив мой взгляд. – Тогда меня первый парень бросил, а потом и предки выперли нахер. Под фанфары. Когда узнали, какой я «хороший сын».

– Выгнали? – зачем-то переспросил я, глубоко затягиваясь.

– Да. Два часа дали, чтобы шмотки собрал, и денег на билет в один конец. «Сын пидор мне не нужен, – это папаша напоследок выдал. – Вылечишься – вернёшься».

– А мать?

– Она всю жизнь ему в рот смотрела и боялась его, – невесело усмехнулся Дан. – Хоть и не бил её никогда. Он у меня боевой офицер. Афганец. Прикинь? А я…

– Дан…

– Теперь уже похуй, а тогда… Мне же шестнадцать было. Ну, я тряпки в зубы, слёзы, сопли, истерика. Идти некуда, никому не нужен, – он взял мою сигарету и затянулся, медленно выпустил дым и продолжил: – Я не придумал ничего лучше, как завалиться в клуб, влил пару рюмок и решил сдохнуть. Прямо там, в сортире, вены и порезал. Кабинку изнутри запер, думал, не найдут. Кровь выдала, потекла по полу… На дурку сплавить меня он не дал.

– Он?

– Тот, кто нашёл и скорую вызвал. Он вообще проездом в нашем городе был, отсюда, из столицы, – теперь в голосе Дана ясно слышалось тепло. – Он оплатил лечение, уладил всё с ментами, дождался выписки и увёз к себе, – он снова затянулся и, предупреждая вопрос, добавил: – Мы полюбовно разошлись через три года, просто ушло что-то, понимаешь?

– Да, – соврал я, ко мне это «что-то» ещё и не приходило.

– Потом всякое было. Думал, с Питером что-то получится… – Дан вернул мне сигарету. – Ну, да и хрен с ним, извини, я как баба ною.

– Ничего, – улыбнулся я. – В каждом из нас маленькая баба живёт. Бабёнка.

– Да ладно?!

– Серьёзно. Так что не парься.

Я понимал, что если брошу его, Дан не будет снова резать вены или лезть на крышу, но почему-то не хотелось делать его жизнь ещё невыносимее. Парню и так досталось. Я не знаю, как поступил бы сам, если бы меня вот так… Два часа на сборы и волчий билет, и свист в спину, и никого рядом. Не знаю. В шестнадцать всё совсем не так, как в двадцать пять. Это сейчас я сам себе хозяин, а тогда?

С Даном мне было хорошо и плохо одновременно. В постели он творил чудеса, всё было просто роскошно, мы идеально друг другу подходили, а вот дальше… Заменить ему Питера я не смог. Не захотел. Потому что я – не Питер, и я Дана не любил. Готов был затрахать до одури, но не любил. Однако никого более подходящего на горизонте не наблюдалось, а, как известно, от добра добра не ищут.

Я не знаю, сколько бы ещё это длилось и чем закончилось, но как-то вечером Дан позвонил мне и совершенно пьяным голосом сообщил:

– У Питера – СПИД.

Я чуть трубку не выронил, а потом заорал:

– А ты? У тебя?

– Не знаю, – испуг слышался так ясно, несмотря на принятое Даном «успокоительное». – Я ещё не проверялся. Мне страшно.

– Еду, – бросил я, нажимая отбой и срывая с вешалки куртку.

Первое желание, которое у меня возникло, – с порога от души съездить ему по морде. А потом я вспомнил, что это я потащил Дана в подсобку, а не он меня. Да, мы предохранялись, но солоноватый привкус его крови я помнил до сих пор. Какого хера я тогда вгрызся в его шею? Тоже мне, Дракула нашёлся… Дуракула.

Я уже представил, что будет дальше. Как меня выпрут с работы, узнав, что я – инфицированный. Собственно, увольнять никто не будет, чтобы законы не нарушать, но создадут такие условия, что уйду сам. Мой шеф это умеет. Были прецеденты.

А родители? Мать такая новость точно убьёт. Особенно если она узнает, что меня не в больнице заразили. Пиздец. Пока я добрался до Дана, во рту стало горько от выкуренных сигарет и слегка тошнило.

Он открыл мне дверь – белый как стена и слегка пошатывающийся от выпитого и начинающейся истерики.

– Ты меня убьёшь? – спросил еле слышно, не поднимая глаз.

– А за что? – вопросом ответил я, разуваясь и вешая куртку в прихожей. – И смысл? – коснулся его плеча и пошагал на кухню. На столе я узрел полупустую бутылку водки, стакан и переполненную пепельницу. Я тут же налил себе и повернулся к Дану, последовавшему за мной: – Даже если мы оба больны, твоя скоропостижная и насильственная меня не вылечит, – я опрокинул стакан, шумно выдохнул и спросил: – Вы с Питом предохранялись?

– Да… – не очень уверенно ответил Дан. – Но… Чёрт! Я же столько раз ему отсасывал и он мне. Блядь!

– Тихо! – рявкнул я, снова наполняя стакан и протягивая ему. – Не истери. В любом случае всё уже случилось или не случилось. Хер ли толку теперь волосы на жопе рвать? Тем более у тебя их там нет.

Дан невольно улыбнулся, но тут же выхватил у меня из рук стакан, двумя глотками опустошил и закашлялся. Потом я закурил, протянул сигарету ему и сказал, усаживаясь на табурет:

– А теперь – хватит соплей. Завтра утром едем сдавать кровь.

– Страшно, – вырвалось у него.

– Мне тоже, – честно признался я, – но надо.

Думаю, о том, что мы так и не смогли уснуть в ту ночь, говорить не надо? Мы были первыми в очереди в поликлинике, а следующие несколько дней стали самыми длинными и страшными в моей жизни. Я ждал звонка из лаборатории и боялся услышать два простых слова: «Результат положительный».

Вот ведь блядство, нас с детства учат, что положительный – это хорошо, а отрицательный – херово, а я душу был готов продать за то, чтобы остаться отрицательным. Я постоянно вспоминал встречи с Даном. Я чётко знал, что предохранялся всегда, но… подсобка, его шея и кровь… твою мать!

Я выкурил за эти дни столько, что никотин начинал капать отовсюду, а на работе взял отгул за свой счёт. Какая, нахрен, работа, если все мысли крутятся вокруг двух знаков «плюс» и «минус». Жизнь и смерть.

Когда из лаборатории наконец-то позвонили и спокойный женский голос сообщил результат, я выронил трубку, съехал по стене вниз и разревелся как малолетка. Впервые за последние хрен знает сколько лет. Все эти дни я держал себя в руках, да ещё и Дану не давал сорваться в истерику, но сейчас напряжение отпустило разом и текло по щекам. Меня колотило так, что сломал три сигареты, прежде чем смог закурить. И только затянувшись изо всех сил и плотно зажмурившись, я сумел взять себя в руки и прекратить разводить слякоть. Загнать внутреннюю бабу туда, откуда ненароком выпустил.

Поздно. Всё уже позади. Жизнь… не кончилась. Отрицательный. Правда, через месяц, три и через полгода нужно будет пройти повторные тесты, но это уже формальность. Главное в том, что я буду жить! Телефон снова зазвенел, я подхватил его с пола, радуясь, что не разбил, и услышал голос Дана. Такой же неверяще-ошарашено-счастливый: